Но сейчас, ведя под уздцы большеголовую саврасую лошаденку, Кудыка был настолько придавлен собственным своим несчастьем, что не мог думать ни о странных спутниках, ни о навязавшейся на его шею Чернаве, ни даже о Теплынь-озере, после которого, говорят, и пахарь - не пахарь, и резчик - не резчик. Снег на зольной дороге измерк [52] , сани шли по грязи волоком, полозья шипели и скрежетали. Туда-то еще ладно - короба полые, легкие, а вот обратно, с золой, тяжко будет… Тут Кудыка сообразил, что обратно ему возвращаться незачем - и ужаснулся вновь. Прав был дед: кабы раздобыть тогда тирлич да жабью костку - глядишь, оно бы и по-иному все повернулось… А вдруг и теперь не поздно? Выпросить у знахаря у какого, зашить в мешочек, повесить на ремешке - может, и смилуется старенький царь-батюшка… Надо будет с Чернавой потолковать, раз ворожея…
По левую руку смеялась Вытекла, по правую хмурился лес, что тянулся, сказывают, до самого Теплынь-озера. Стоптанные сапожки, выданные взамен безобразных лаптей, в которые переобули Кудыку погорельцы, почти не протекали, а ношеный полушубок после лохмотьев грел так душевно, что пришлось расстегнуть его на груди… Лишняя одежонка завелась у сволочан вот откуда: когда разбили обоз, царь-батюшка Берендей шибко разгневался и повелел слобожанам в три дня поставить новые сани, упряжь и вообще возместить убытки. Не будучи дураками, возчики тут же предъявили все старье, что на них было, и сказали, будто порвали в драке. Словом, пришлось слобожанам еще и приодеть обозников…
Услыхав про этот случай, Кудыка лишь вздохнул и еще раз подумал уныло, что дед от него отрекся вовремя. А то все убытки на Кудыкин бы двор и спихнули…
Теперь становилось понятно, почему сволочане столь человечно и бережно отнеслись к бывшему супротивнику. Не будь его, так бы и таскались они со старыми санями да в изношенной до дыр одежке. Бока им, правда, в тот раз намяли крепко, ну да это дело привычное. Синяк-то сойдет, а зипунишко-то останется…
К вечеру замутненный взор Кудыки несколько прояснился, и первое, что поразило древореза, это отяжелевшее алое солнце.
- Вроде оно побольше стало!.. - моргая, проговорил он.
Возчики взгоготнули.
- Ну а как ты хотел? Чай, к Теплынь-озеру идем!..
- Погоди, то ли еще будет!..
«А и впрямь… - сообразил Кудыка. - Оно ж ведь в Теплынь-озеро опускается… Вона как оно… того-этого…»
Оглянулся на Чернаву. Та, по всему видать, завила уже горе веревочкой и шла теперь с беспечным видом, а когда возчики принимались задирать да зубоскалить, огрызалась весело и хлестко. Конечно… Чего ей горевать, чумазой? Подумаешь, землянки лишилась! А тут одна печь кирпичная вон сколько стоила!.. А горница на подклете!.. А жом для стружек… А набор резцов греческой работы…
- Чего молчишь, берендей? - окликнул головастый жердяй, вышагивающий по-журавлиному у третьих саней. - Повесил головушку на праву сторонушку!.. Мы тебя для чего в ватагу брали? Чтоб ты молчал всю дорогу?..
- А чего говорить-то?.. - хмуро отозвался Кудыка.
- Расскажи, как вы там на речке Сволочи воевали, - при общем смехе предложил жердяй.
Странный они все-таки народ. Взять в ватагу теплынца, да еще и с погорелицей впридачу! Погорелица - ладно, но теплынец-то - смутьян, вдобавок беглый. Нет, воля ваша, а не только по доброте душевной приняли их возчики к себе. Не иначе насолить кому-то вздумали… Только вот кому? Столпосвяту? Или самому царю-батюшке?..
Немудрено, что добрые берендеи с ними и знаться не хотят…
- Опростоволосился Всеволок… - Старшой оглянулся через плечо и подмигнул правым глазом, поскольку левым подмигнуть не мог. - Нет чтобы нас, обозных, вывести во чисто поле, а он - дружинушку свою хоробрую…
- И что было бы? - буркнул Кудыка, невольно вовлекаясь в разговор.
- Как что? - удивился старшой. - Вы бы - ноги в руки, а мы бы только сабельки за вами пособирали…
- Пособирал один такой! - обиделся Кудыка. - Грозила мышь кошке, да издалече… Как эта дыра в земле открылась, как полез оттуда… черный, с кочергой… Вспомню - поджилки трясутся!..
- Кочерги, стало быть, испужался?
- Да при чем тут кочерга? - завопил Кудыка, окончательно развеселив честной народ. - Навьи души из преисподней лезут, а ты - кочерга!..
- Мы с этими навьими душами, мил человек, - сообщил жердяй, когда все отсмеялись, - не одну ендову зелена вина выкушали. Так-то вот…
Кудыка сердито покосился на болтуна и не ответил. Ничего святого у этих возчиков. Да разве ж таким шутят?..
Алое огромное солнце, окутанное розовым маревом, почти уже коснулось далекого небостыка. Странно, но вожак с привалом не спешил. А пора бы уже…
- Что ж, в темноте идти будем? - не утерпел Кудыка. - Или вы наощупь дорогу знаете?
- Небось, не пойдем… - равнодушно ответили ему. - Глаза-то - разуй…
Древорез разул глаза и ахнул. Над светлым и тресветлым нашим солнышком висело в розовом мареве еще одно, только поменьше и, пожалуй, чуть поярче. Изумленно присвистнула Чернава. Кудыка выронил вожжи и обмер.
- Ну чего глаза вылупили?.. - уже устало и раздраженно прикрикнули на них. - Греческого солнышка, что ли, ни разу не видели?..
Конечно, не видели. Отродясь ничего подобного в окрестностях слободки не бывало. Слышать, правда, слышали, и не раз, но не всему же верить-то! Народ ныне такой пошел: дай им волю - насмерть заврут. Тем более про Теплынь-озеро или, как его еще называли, Теплынское море! Уж чего-чего про него только не плели!.. И змеи-де там водятся с бабьим личиком, и собаки крылатые бегают, и злак-баранец растет… Снизу, значит, стебель, а вместо колоса барашек махонький [53] . Кое-кто даже шапку из баранца показывал. Шапка как шапка…
Вот и дед тоже… Висит, сказывал, после заката над Теплынь-озером ложное солнце. С виду похоже, а жару от него - никакого, видимость одна…
Но ведь и впрямь висит!
Ай да дед! Кудыка даже возгордился малость. Да, это плетень другого заплета. Сказал - как узлом завязал…
Истинное солнышко, меченное пятном, уже кануло за небостык, и вокруг стало чуть потемнее. Кудыка подставил ложному греческому светилу щеку, другую… То ли почудилось, то ли все-таки исходило от морока некое слабое тепло. Чудеса…
Тут раздался собачий лай, и первые сани свернули с дороги.
- Сто-ой!.. - зычно возгласил старшой. Обернулся и добавил удовлетворенно: - Ну вот и доползли…
- Чего стоишь? - окликнули Кудыку, все еще завороженного зрелищем. - Ишь, рот раззявил!.. Смотри, целиком его не проглоти! А то оставишь нас без света, в темноте распрягать придется…
Древорез с трудом отвел взгляд от греческого солнышка и огляделся. На правой обочине криво припала к земле низкая однопрясельная изба с длинной пристройкой, где, должно быть, располагались стойла. Пока распрягали, и вправду на округу пала темь. Запутавшись с непривычки в вожжах, Кудыка к досаде своей так и не увидел, что же все-таки сталось со вторым - ложным - солнышком. То ли село, то ли просто растаяло…
Конечно, по сравнению с землянками погорельцев ночлежная изба представлялась хоромами, но вот по сравнению с домом Кудыки… Топилась она по-черному, дым выходил в маленькое волоковое окно. На полатях угнездился неговорливый сторож с семейством, а Кудыке с Чернавой, как и всем прочим возчикам, пришлось держать опочив на жестких лавках. Несмотря на усталость, не спалось древорезу, даже и не задремывалось. Ворочался, вздыхал, с завистью слушая жизнелюбивый храп сволочан. На соседней скамье тихо лежала Чернава, но вроде тоже не спала.
- Слышь, Кудыка… - послышался ее озабоченный шепот. - А кроме как идольцев резать, ты что еще умеешь делать?..
- Часы… - горестно скосоротившись, ответил он.