- Зря одеваешься, - хмуро сказал ему Кудыка. - Все равно сейчас раздеваться придется…

Не отвечая, красавец вдел наконец руку и нагреб на себя полушубок. Из лохматой щели вздернутого ворота смотрел теперь на Кудыку синий вытаращенный от ужаса глаз.

- С-скажи ему: п… п-прости… б-батюшка…

- А сам-то что ж? - буркнул Кудыка.

- Г-губы смерзлись…

Шум в тереме приутих, и боярин вновь повернулся к древорезам. С упреком взглянул Кудыка на счастливое нечетное солнышко, падающее в далекое Теплынь-озеро. Тресветлое уже остывало, наливалось нежно-алым, и взмолился Кудыка:

- Помилуй, добросиянное…

И ведь помиловало, вот что дивно-то! Курносый храбр Нахалко, с пониманием воздыхавший, глядючи на недавних сотрапезников, отвернулся высморкаться - да так и замер, уставясь поверх ограды. Со стороны ребристо замерзшей Сволочи приближался небольшой санный поезд. Внезапным дуновением донесло звонкие греческой выковки колокольцы.

- Никак князюшка?..

Забыв про Кудыку с Докукой, кинулись отворять главные ворота с башенками, и вскоре сильная караковая лошадка внесла на широкий боярский двор обитые кожей княжьи санки. Утративший привычную неторопливость боярин самолично отстегнул меховую полость. И вот, путаясь в просторной дорожной шубе, выбрался из саней теплынский князь Столпосвят, как всегда, скорбный какою-то высокой думой.

Постоял, склонив головушку, потом явил смуглый лик свой, обрамленный черно-серебряной брадою, и, вздернув дремучую бровь, пристально оглядел боярина и прочих, словно бы видя всех впервые. Узрел колоду, веревки, застывшего с кнутом в руке старого храбра, наконец Кудыку с Докукой и поворотился к боярину.

- За что драть мыслишь? - спросил раздумчиво.

Блуд Чадович крякнул, оглянулся на терем. Звона-грохота из хором больше не доносилось, лишь мерещились подчас тихие рыдания из светлицы.

- Да обоз, вишь, разбили с Теплынь-озера, - нехотя и соврал, и не соврал боярин. - Возчиков побили чуть не до смерти… Как теперь с них пошлину брать прикажешь?..

- Чуть… - повторил напевно князюшка и горестно покивал. - Худо… Худо, что чуть… До смерти надо было, а не чуть… - Выпрямился, полыхнул очами. - Теплынцы!.. - Зычный голос его возрос, отдался во всех уголках двора. - Был я сейчас у царя-батюшки… Плох, плох батюшка наш, совсем плох… Как понурая лошадка: куда за повод поведут, туда и идет… А только указ этот, теплынцы, он не писал!..

Все так и ахнули. Подались бородами к князюшке, выкатили зенки.

- Кто написал, спрашиваете? Отвечу… - Голос Столпосвята сошел на рокочущие низы и смолк. Двор - как вымер. Одни лошадки переминались да фыркали. Князь же, словно забыв о застывших в ожидании подданных, вновь погрузился в думу. Потом очнулся и выговорил брезгливо: - Брат мой Всеволок с боярами со своими - вот кто!

Будь вокруг больше народу, взревели бы, конечно, погромче, пояростней. И все равно лошадки шарахнулись.

- Это как же?..

- Помимо царя?..

- Да отродясь такого не бывало!..

Князь поднял руку, ожег гневным взором. Вновь замерло все во дворе.

- Так ведь царь-то… - молвил он со слезой. - Слепенький батюшка-то наш! Старенький… А Всеволок возьми да и подсунь ему грамоту на подпись!..

- Так ты бы объяснил ему, милостивец!.. - жалостно вскричал кто-то из храбров.

- Объяснял, теплынцы, объяснял… Да только царь теперь - что дите малое. Ножками топочет, чуть не плачет… Сами, говорит, разбирайтесь со своим Всеволоком, коли братья… - Князь приостановился, потом возвысил голос: - Вооружаться пора, теплынцы! Ведомо стало, что брат мой сволочан своих собирает, хочет по льду речку Сволочь перейти… А? Что, теплынцы? Постоим за Вытеклу, за Теплынь-озеро, за князя со княгинею?..

Храбры уж и рты отворили, да клич поперек глотки стал. Жуть проняла: сто лет не воевали - и на тебе!.. Да и с кем воевать-то? Со своими?.. Что теплынец, что сволочанин - все берендей..

- Сомневаетесь? - грянул Столпосвят, но опять же не грозно, а скорее понимающе. - Зря-а… Ох, зря, теплынцы!.. Думаете, не проживем без сволочан? Еще как проживем!.. Хлебушка можно и у греков прикупить, а вот как они-то без берендеек наших резных взвоют! Без золы с Теплынь-озера!.. Отвернется от них ясно солнышко, как пить дать отвернется!.. Постоим, что ли?

- Постоим, княже! - отчаянно крикнул Докука. Уж больно не хотелось ему быть высеченным.

Пусть не в един голос, но клич подхватили.

- Вот… - прочувствованно молвил князь, неспешно подойдя к Докуке и возложив длань на непоротое плечо. - А ты говоришь, боярин, драть… Не драть таких надо, а в битву слать. За князя да за отечество…

Глава 5.

Битва на речке Сволочи

Ранним утречком нечетного дня известный своим стяжательством князь Всеволок пересек по мокрому льду порубежную речку Сволочь и опрометчиво влез со всею ратью в глубокий снежный уброд [45] . Низкорослые лошади проваливались местами по брюхо, да и ратники тоже. Пригревало второй день - вот-вот заиграют овражки. Сзади по льду гуляла, морщась, перегоняемая ветром вода, а слева зеленела молодой травкой прямая широкая полоса чистой земли, рассекавшая снежную равнину и вонзавшаяся вдали в самый что ни на есть небостык. Ярилина Дорога.

С той ее стороны, то есть со стороны Мизгирь-озера и развалин мертвого города Сволочь-на-Сволочи, валила рать теплынского князя Столпосвята. В первых рядах ополчения шли угрюмые Кудыка с Докукой.

- Уж лучше бы выпороли тогда, - ворчал Кудыка, перекладывая на другое плечо тяжелое копье-рогатину. - Угораздило ж тебя наперед выскочить!.. При князе-то!.. Постоим-постоим… Вот и стой теперь!

- Сам-то больно хорош! - огрызался Докука. - Придумал, что сказать! «Никого там нету…» Как она еще в окошко не сиганула!..

- А что мне было говорить-то? Что ты там в одних портках стоишь, зубами клацаешь?..

Но тут и у них под ногами разверзлись хляби, и теплынская рать подобно своим супостатам с бранью забарахталась в мокром снегу. Князь Столпосвят привстал на стременах и, оглядевшись тревожно, повернулся к старенькому воеводе Полкану, еще с младых ногтей прозванному Удатым. То ли за удаль, то ли за что другое - теперь уж и не разберешь. Может, и не стоило ставить в челе войска столь дряхлого полководца, но берендеи и впрямь не воевали вот уже без малого сто лет, а Полкан - тот хотя бы что-то помнил…

- Не пора ли, воевода, на сухо выбираться?.. - И князь повел кольчужной рукавицей в сторону приветливо зеленеющей Ярилиной Дороги.

Полкан по ветхости своей на стременах приподняться не смог. Вытянул жилистую шеенку и подслеповато прищурился, сильно обеспокоив этим обоих отроков, приставленных следить, чтобы старичок с седла ненароком не грянулся.

- Нельзя туда, княже, - испуганно прошамкал воевода. - Запретная земля, заповедная…

- Запретная, говоришь?.. - Князюшка усмехнулся, с лукавой удалью покосился из-под мохнатой брови. - А кто запрещал? Волхвы?.. Много они нам, мно-ого чего поназапрещали, волхвы-то… - Приосанился, оглядел рать и пророкотал с мягкий укоризной в голосе: - Теплынцам на теплынскую землю уж и ступить не велят… А что, дружинушка хоробрая? Погуляем по травушке?

- Га-а!.. - нестройно, но одобрительно грянули в ответ храбры, уставшие уже месить мокрый снег.

И рать помаленьку-понемногу принялась выбираться на твердую землю: сперва княжья дружина, а за нею уж и ополчение. Кое-кто, понятно, заробел, но на таких прикрикнули, высмеяли их, а кого и коленом подтолкнули.

К полудню, а может быть, и ранее, оба воинства выстроились в расстоянии переклика [46] друг против друга, дважды перегородив червлеными щитами Ярилину Дорогу. Теплынцев было значительно больше, однако рать их на три четверти состояла из воинов вроде Кудыки с Докукой, тогда как князь сволочанский Всеволок вывел во чисто поле почти одних только храбров.