- Тубо! - сказал тот, нагибаясь и ставя на ноги ошалевшего песика - Где у вас тут учительская?
В учительской было немного потише.
- Вы к кому? - сурово поинтересовалась старая дама с выщипанными вздернутыми бровками.
Ратмир объяснил.
- Сейчас подойдет, - заверила она. - Вы присядьте пока…
Рагмир присел, огляделся. Взгляд его упал на раскрытое методическое пособие. От нечего делать пододвинул брошюру поближе, без особого интереса пробежал глазами первый длиннющий абзац:
«Огромное значение имеет свободное содержание детей, физическое развитие их на прогулках и играх. Выходя на прогулку, воспитатель берет лакомство и игрушки - небольшую палку, чурку, мячик и т. п. На прогулке он вместе с детьми преодолевает небольшие препятствия: сухие канавы, ручейки, бугры и неглубокие ямы, мелкую поросль, высокую траву. Во время прогулки воспитатель терпеливо и постепенно знакомит ребенка с окружающей средой. Некоторых явлений окружающей среды ребенок боится: неожиданный злой и резкий окрик человека, толчок или удар, подъем ребенка за шиворот, за ноги или под живот, появление крупных животных, повозок, машин. Воспитатель оберегает ребенка от них, ободряет, дает ему лакомство, уводит в тихое место…»
Ратмир отвлекся, вздохнул. Вспомнились недавние безмятежные годы, когда Регина еще не пила запоем, да и сам он ей не изменял ни разу (служба - не в счет). Втроем с пятилетней Ладой они, точь-в-точь как описано в методичке, прихватив игрушки и лакомство, отправлялись на прогулку, преодолевали сухие канавы, ручейки, бугры…
- Вот это, я понимаю, точность! Чувствуется выучка. Здравствуйте, Ратмир Петрович!
Он поднялся, поздоровался. В его понимании классный руководитель Дина Григорьевна представляла собой эталон педагога, а эталоны Ратмир уважал. Красавицей не назовешь, да и не надо. Несмотря на короткие по отношению к длинному корпусу ноги, неуклюжей Дина Григорьевна не выглядела - напротив, горделивая задорная осанка придавала ее фигуре определенное изящество. Прямая спина, незаметно переходящая в слегка выпуклую поясницу, круп - длинный, широкий, округлый, с хорошо развитой мускулатурой. Грудная клетка при осмотре спереди - овальная, при осмотре сбоку - просторная, хорошо развитая.
- Выручили вы меня, выручили… - Подвижная, проворная, она выкладывала на стол пачки тетрадей, переставляла учебные пособия, открывала ящик письменного стола, не умолкая при этом ни на секунду. - Расписание поехало, предпоследний урок пустой. А вам ведь так и так на классном часе выступать…
- И что от меня требуется?
- Значит, что мне от вас требуется… - Дина Григорьевна вновь усадила Ратмира и, сев напротив, с умным энергичным выражением устремила на него овальные, косо поставленные, средней величины глаза. Плотно натянутые губы, как положено, образовывали в углах рта четко выраженную складку. - От вас требуется рассказать о вашей замечательной профессии. Почему она необходима, как возникла, о вашей победе на «Кинокефале». ну и так далее…
- И как долго это будет продолжаться?
- Значит, как долго это будет продолжаться… Это будет продолжаться сорок пять минут. Но лучше, конечно, уложиться в полчаса. Могут возникнуть вопросы… ну и так далее…
- И в каком ключе излагать?
- Значит, в каком ключе излагать… Желательно в патриотическом…
Невменяемое буйство перемены сменилось параличной тишиной урока.
Представленный бонной классу, Ратмир позволил детям сесть, сам же, оставшись на ногах, приветливо оглядел весь выводок. Один к одному: подвижные, смышленые, в меру упитанные. За исключением двух оболтусов на последнем ряду. Оба покрупнее прочих, долговязые, рукастые, нескладные. О таких в народе говорят - «щенок о пяти ног».
Лада восседала на второй парте - надменная, как медалистка на мундиале. Иногда лишь снисходила до пояснений шепотом.
- Учителя, вероятно, не раз говорили вам о том, что вы живете в самой свободной стране, - с подкупающей простотой начал Ратмир. - Для вас это уже наверняка стало скучной расхожей истиной. А я вот помню еще времена произвола, когда людям, представьте, запрещали работать собаками. Сейчас трудно в это поверить, но тогда, стоило кому-нибудь тявкнуть (я уже не говорю о том, чтобы стать на четвереньки и завыть), его отправляли в психушку. Там ему ставили диагноз: цинантроп. То есть сумасшедший, которому кажется, что он - собака…
Ратмиру самому нравилось, как гладко и округло выпекается у него за фразой фраза. Он выдержал паузу и продолжал:
- Только что, на перемене, я наблюдал за тем, как малышня с лаем гоняет по коридору на четырех. И, знаете, завидовал… Когда я был школьником, за такие проделки запросто могли упечь в интернат для дефективных. Я не шучу! Но наконец народ не выдержал и, образно говоря, порвал цепь. Тирания была свергнута. Суслов обрел независимость, то есть освободился от Баклужино, Сызново, Лыцка и прочих своих бывших районов. Сами районы, правда, называют это крушением колониальной системы, но тут они… как бы помягче выразиться…
- Брешут! - в восторге выпалил кто-то.
Ратмир улыбнулся. Дина Григорьевна, напротив, нахмурилась и чуть подалась вперед, высматривая, кто это там без команды подал голос.
- Преувеличивают, - мягко поправил Ратмир. - Но суть не в этом. Главное, что сусловчане в результате завоевали все мыслимые права, в том числе и право на собачью жизнь. Однако возникает вопрос… - Он вновь приостановился, оглядел серьезные внимательные мордочки. - Почему именно собаки? Есть же ведь и другие домашние питомцы: канарейки… бурундучки…
Вкрадчиво произнесенная фраза была заготовлена заранее и сработала безотказно. Класс обезумел. Хохотали с завизгом. Мысль о том, что кто-то может работать бурундучком, показалась нестерпимо смешной. Толстячок на передней парте раздвинул щеки, округлил глазенки и, втянув голову в плечи, мелко застриг выставленными напоказ передними зубами. Получилось довольно похоже.
Чувствуя, что овладел аудиторией, Ратмир покосился на строгий и, как сказали бы в девятнадцатом веке, длинночутоватый профиль Дины Григорьевны. Кажется, та была довольна.
- Собака, - переждав заливистый ребячий смех, проникновенно пояснил он, - не просто первое животное, прирученное человеком. Рискну сказать, что собака - лучшее из человеческих творений. Вы спросите: «А как же ракеты? Компьютеры?» Да, конечно. Ракеты. Компьютеры. Но они ведь, согласитесь, не живые. Бездушные. А в собаке человек хотел видеть не просто помощника, он хотел видеть прежде всего друга и поэтому стремился вложить в нее все лучшее, что было - или чего не было - в нем самом: верность, преданность, честность… - Ратмир насупился, крякнул и зачем-то огладил оттопыренный правый карман джинсов.
- А кошкой работать можно? - прозвенел жалобный голосочек.
- Руку, руку поднимать надо, если хочешь спросить! - немедленно одернула Дина Григорьевна.
Слово «кошка» Ратмира покоробило, но внешне на нем это не отразилось никак.
- Нет, - несколько отрывисто ответил он. - Кошкой работать нельзя. Это животное лишено понятия дисциплины, оно по природе своей не может ни служить, ни работать… Поймите меня правильно: лично я ничего против них не имею. Экстремалы наподобие булгаковского Шарикова с их незабвенным «душили-душили» симпатии у меня не вызывали и не вызывают. Да, я преследую кошку, но исключительно из охотничьего азарта. Без азарта в нашем ремесле - запомните это накрепко! - вообще ничего не достигнешь. Как, наверное, и во всяком другом… Взять исследователя или еще лучше - следователя. Вот он раскручивает уголовное дело, реализует, так сказать, свой охотничий инстинкт. И конечная цель его - отправить виновного за решетку. Дальше он теряет к нему интерес - во всяком случае, до следующего преступления. А моя задача - загнать кошку на дерево. Что с ней будет дальше - уже ее забота… Но я даже не о том. Кошка - это совершенно иная, а самое главное, чуждая нам психология. Не могу не вспомнить мой любимый анекдот. Старый-престарый…